Вован с детства любил кроить. Тут такое дело: кто-то любит лобзиком выпиливать, кто в очках — те марки собирают или открытки с видами произведений живописи великих мастеров кисти и мольберта. А у Вована хобби — кроить. Как в свою родную подворотню войдёт, тут-то автоматически у него мысля включается: «А кому бы чего-нибудь такое раскроить?» Бывалыча, весь двор, все соседи у него спрашивают: «Откудова у тебя такое, прямо-таки, странное хобби?» А он этак скромно:»От натуры-с, могет, наследственное».
Ну потом, когда уже в ум-разум вошёл, прознал он, что даже курсы такие есть. Прозываются «Курсы кройки и шитья». Записался, чтобы не совсем уж «лаптем» быть, а профессионально, на научной основе.
И ведь пошло у него дело! Поначалу опыту маловато было, но уж как опыту набрался!!! Тут уж — мама не горюй! Только команды отдаёт:
— Хлястик надо бы на вершок пониже!
— Гульфик… гульфик… А на кой он вообще нужен? Вона, флотские и без гульфика обходются!
Ну, потом уже и на уровень повыше поднялся. Куда там Зайцеву с Юдашкиным вместе взятым!
Манекен поставил себе во весь рост человеческий, напялил на этот манекен кой-какую одёжку, и вот по этому менекену знай себе кроит! Пройму проделал на тряпке, отошёл в сторонку, подбородок подпёр пальчиком думу думает: «А почему это я пройму сбоку набок провёл? А не сделать ли мне революциённый шаг в мировом модосознании? Проведу-ка я её снизу вверх и сверху вниз!»
Ну и кроит себе, новаторствует! Как до пиджака дело дошло, тут у него крепкая задумка возникла: «Попривыкали, понимаешь, к однобортным, а ведь это есть злостное выражение упаднического консерватизму! Пора, пора к двубортному переходить!» Были, конечно, сопротивлявшиеся, но их быстро укоротили. Только намекнули им на пропахший нафталином консеватизм — сами носы платками позакрывали, так с ними и надо.
С лацканами у Вованыча проблем не было. Посмотрел он в свой конспект ещё с «Курсов кройки и шитья» хранимый на святом месте в застеклённом шкафу рядом с Васьковской летописью, полистал, нашёл искомое: «Лацканы бывают всяческие. Бывают наклонные(это как с горки катишься); есть также прямоугольные(посмотреть учебник геометрии -«угол прямой»); бывают также заострённые(как линейка, в которой один угол самый маленький — острый)»
Тут Вован даже и не рассуждал. Ему сразу вспомнился стих случайно услышанный:»Мы с детства не любил овал! Мы с детства угол рисовал!»
И пугивичку, пугивичку поблескучее на лацкан, как символ Веры и Надёжности!
Обшлаги на брюках вызывали тревогу. Он долго размышлял, пока не догадался достать из шкафа Васьковскую летопись. Была она старинном потемневшем телячьей кожи переплёте. На нём глубоким тиснением пропечатались буквы: «Летопись Васьковская. Года одна тыща нуль восемьдесят девятого.
Писана ще до нашествия басурманскага случившагася в году тыща двести тридцать восьмогу».Вован бережно пролистал рукопись, нашёл искомую страницу и стал читать:
» А обшлага на штанинах делати одному вершку от мозоля на пятке начиная!»
Последние штрихи он наносил в пиджак. Верхний кармашек наружный он «перевесил» с левого боку на правый. Задумался о шлицах*. Вариантов было много: оставить пиджак без них, сделать одну — по середине, сделать две по бокам, но можно было сделать новаторский прорыв: сделать три. В сущности, рассуждал он, ну, что такое — шлица? Разрез на заднице пиджака для свободы вихлляния телодвижений.
Чем шлицей больше, тем вихляния свободней! И он остановился на новаторском варианте.
Все мы знаем, как общество падко на моду, как ловит с замиранием дыхания каждый её писк. Когда же Вованыч представил свой образец, трудно передать словами тот праздник души, что случился с людями!
Люди радовались, обнимались, поздравляли друг друга!
Но не обошлось, конечно, же без оппонентов. Со стороны законодателей моды Ива, который Сен Лоран, а также Дольчи и примкнувшего к нему Габаны, раздались изумлённые восклицания:
— Помилуйте! Да как же вы кармашек-то вправо пришпандорили, когда он завсегда слева был?
— Так ето как посмотреть, вы в зеркалу-то посмотрите, видите, вот-вот, уже и слева!
— А обшлага-то, обшлага-то на брюках да почитай, век уже, как никто не носит!
-Эх, темнота, темнотааа… А ещё Европой прозывается,,, Новое есть не что иное, как хорошо забытое старое! А уж куда старее Васьковской летописи я и не сыскал! А живём мы по принципу: кто старое забудет — тому глазыньки вон!
автор: Яков Каунатор